Как быть с агрессивностью
Может показаться, что если уж среди тихонь-мутистов
попадаются не слишком добрые натуры, то какими же злодеями должны быть
откровенно агрессивные дети, драчуны и задиры. Но ничего подобного! Во всяком
случае, наш опыт показывает, что в этой категории злых по природе детей
практически не встречается. Бумажные тигры! Злости на копейку, а шуму на
миллион. Он-то и пугает окружающих, заставляет родителей обращаться к
специалистам. Говорят они при этом примерно одно и то же:
— Вспыльчивый, неуравновешенный, не
управляемый, не умеет мирно играть с деть
ми. В общем, сладу с ним никакого.
А еще задают полуриторический вопрос:
— Откуда в нем это?
А действительно, откуда берется агрессия? И бывает ли, что
ниоткуда? Как сейчас модно говорить, «немотивированная агрессия»? О ней нынче
можно услышать даже на суде, слушая дело об убийстве... Ничего себе! Нарушен
один из основных человеческих запретов, а мотива — нет!
Может, кому-то повезло больше, но мы ни разу не
сталкивались с немотивированной агрессией. Подозреваем, что это миф,
созданный для удобства тех, кому неохота искать не лежащие на поверхности
мотивы.
У агрессии (как, впрочем, у любого поведенческого
проявления) всегда есть те или иные основания, те или иные побудительные
причины. Но порой они бывают глубинными и опосредованными.
Ну, убийцами и прочими уголовниками пускай занимается
судебная психиатрия — нами они упомянуты исключительно для яркого примера, а
мы поговорим о детской агрессивности.
Первый вопрос, который следует себе задать, когда с ней
сталкиваешься: а не ответная ли это реакция? Может, ребенка кто-то обижает, а
он вымещает свою злость? Причем вовсе не обязательно на обидчике. Вполне
вероятно, что как раз обидчику он боится дать отпор, а петушится в тех
ситуациях, когда не страшно. Так ведь и взрослые, стерпев обиду от начальника
на работе, сплошь и рядом отыгрываются на домашних! И среди них, между
прочим, очень много добрейших людей.
Когда мы об этом заговариваем, родители частенько спешат
нас уверить, что их детей никто никогда не обижает, не учитывая, что ребенок
(особенно мальчик) не всегда готов рассказать о своем унижении родителям.
Бывает, что гордость не позволяет. И это совершенно нормальное чувство, в
отличие от гордыни, о которой мы уже говорили. А иногда дети настолько
запутаны обидчиком, что даже заикнуться о нем не смеют.
В связи с этим вспоминается один случай. К нам ходил
первоклассник Коля, мама которого жаловалась на внезапные, бурные и
беспричинные приступы агрессии.
— Вдруг, ни с того ни с сего... как с цепи
срывается, — рассказывала мать. — Сглазили
его, что ли?
На занятиях же Коля никогда «с цепи не срывался».
Напротив, был тише воды — ниже травы.
— Может быть, кто-то оказывает на него
давление? — осторожно допытывались мы. —
В школе, во дворе или... в семье?
— Да что вы?! — чуть грубовато отвечала
мама. — Кто ж его обижает? Неужели я б не
сказала?
Шло время, а дело никак не сдвигалось с мертвой точки.
Коля оставался для нас загадкой: на занятиях — паинька, дома в основном, с
младшей сестрой, — цепной пес.
Мы уже боялись, что он уйдет от нас с тем же, с чем и
пришел... И конечно, как всегда в таких случаях, тяжело переживали свою
профессиональную неудачу.
И вдруг на просьбу показать совершенно невинную сценку с
условным названием «Воскресный вечер в твоей семье» Коля проявил не
свойственную ему до тех пор самостоятельность. Отвергнув партнерское участие
матери, он зашел за ширму и взял несколько кукол.
Сначала все было обычно: кукла-мама хозяйничала на кухне,
Коля сидел перед телевизором и смотрел мультики. Внезапно в комнату ворвался
волк.
— Это папа, — лаконично прокомментировал «артист».
— Ну, и что ж он делает? — спросили мы.
Наступила длинная, поистине театральная пауза.
Мы притворились, что не расслышали ответ (которого на
самом деле не было), и переспросили:
— Так что? Что папа делает?
— Бьет, — донесся еле внятный шепот из за ширмы...
А случается, что ребенка обижает не какое-то конкретное
лицо, а сама ситуация. Особенно это актуально для детей школьного возраста,
которые часто бывают недовольны собой. Например, толстые, заикающиеся,
близорукие дети. И вовсе не обязательно из-за того, что одного называют в
классе «жиртрестом», другого — «очкариком», а третьего постоянно
передразнивают. Просто способность к рефлексии, к самооценке с возрастом
развивается. Растет и интерес к противоположному полу, а следовательно, к
своей внешности и к возможности нравиться.
Кроме того, агрессия может сопутствовать ревности —
нежеланной, но увы, — далеко не редкой гостье в семье. Дети испытывают
чувство ревности куда чаще, чем думают взрослые. А некоторые даже ревнуют близких
не к кому-то в отдельности, а чуть ли не ко всему миру. Им кажется, что
родители одаривают кого угодно своей любовью, только не их. В таком случае
агрессия — это и выплеск отрицательных эмоций, и способ обратить на себя
внимание.
* * *
Так что же, агрессивных от природы детей не бывает?
Бывают, но гораздо реже, чем принято считать. А вот гиперактивность,
принимаемая за повышенную агрессивность, встречается достаточно часто.
Скажем, резвый, подвижный мальчик 5—6 лет, которому давно пора играть со
сверстниками в детском саду, бегать наперегонки, кататься на велосипеде и
т.п., сидит в четырех стенах один на один с бабушкой и, попросту говоря,
бесится от скуки. Энергии у него много, и, перегорая зазря, она может
переходить в агрессию, как винное брожение от недостатка сахара — в уксусное.
Итак, сталкиваясь с проявлениями детской агрессии, прежде всего
необходимо выяснить ее мотивы. Но это, как говорят в математике, «условие
необходимое, но недостаточное». Помимо психологической подоплеки, важно
понимать, какой психологический склад (а то и какой психиатрический диагноз)
стоит за агрессивным поведением.
Вроде бы это очевидно, но именно «вроде бы». В мире
существует и другой подход к данной проблеме, и в этом мы совсем недавно
имели возможность убедиться, побывав в Германии. Гамбургские психологи
демонстрировали нам психотерапевтическое занятие с девятилетним ребенком по
методике К.Роджерса. Мальчик был, что называется, сверхагрессивный, не успев
переступить порог, он бросился на психотерапевта, будто разъяренный бык на
красный плащ матадора. Он бил эту бедную женщину ногами, с разбегу бодал
головой в живот, окатывал водой из ведра, кусался и царапался. Словом, вел
себя как пациент буйного отделения сумасшедшего дома. Естественно, мы задали
вопрос о диагнозе.
— Диагноз? Нас не интересует диагноз, —
ответили немецкие специалисты. — Мы же
занимаемся коррекцией поведения. А пове
дение, вы сами видите, агрессивное. Так что
при чем тут диагноз?
На первый взгляд это даже звучит логично. Но разве что на
первый самый поверхностный.
Точно так же, как мотивы агрессии предсказывают
психотерапевту конкретное наполнение лечебных занятий, знание
психиатрического диагноза помогает выбрать максимально верную линию поведения
с агрессивным ребенком и представить себе, каковы перспективы, каков прогноз,
чего и в каких пределах можно с ним добиться. С поправкой на некоторое
упрощение можно сказать, что знать психологические мотивы агрессии необходимо
для выбора тактики, а диагноз — для определения стратегии.
Так, например, при работе с невротиками не следует, как
нам кажется, акцентировать внимание на их агрессивности, ибо она есть лишь
знак отчаяния, ответственности, забитости. (Исключение составляют случаи
агрессивности при избирательном мутизме.) Мы столько раз убеждались в том,
что как только самооценка ребенка повышается, как только даешь ему
минимальную возможность самоутвердиться, вспышки агрессии исчезают начисто.
Примеров здесь можно привести уйму. Вот, на наш взгляд, один из интересных.
Полный, медлительный, с добродушно-рассеянным выражением
лица восьмиклассник Юра особенно поражал (такое несоответствие внешности!)
внезапными агрессивными выходками.
— Он всю посуду в доме перебил, — жалова
лась мать. — А недавно так ударил кулаком по
кухонному столу, что ножка подломилась. Он
же вон какой здоровый.
Юра действительно был богатырского телосложения и ростом
уже со взрослого мужчину. Но при этом больше всего на свете боялся маленькую,
сухонькую старушку — учительницу истории. Против нее он был бессилен. А когда
мы на первичном осмотре задали спрятавшемуся за ширмой Юре несколько,
простейших вопросов, он отвечал так односложно и примитивно, что впору было
согласиться с диагнозом районного психоневролога «интеллектуально и
эмоционально снижен». Разве что испарина, покрывшая все его лицо, не
свидетельствовала в пользу сниженной эмоциональности...
А потом на одном из первых занятий мальчик, закрыв лицо
маской, вдруг удачно сострил. Мы, естественно, этого не ожидали и пришли в
восторг. Юра окрылился и вскоре сострил еще раз. А уже на следующем занятии
был прямо-таки «гвоздем программы».
Ах, какой же неистощимый юмор жил в этом увальне! Как
хохотали до упаду и дети, и взрослые над каждой его шуткой! Это был тот
редкий случай, когда мы не только для пользы дела, но и на полном серьезе
говорили мальчику, что он талантливый артист. А на прощанье даже посоветовали
матери ориентироваться на эстрадное училище.
Что же касается вспышек гнева, то этот вопрос отпал сам
собой. Мы им практически не занимались. Уже через неделю после первого
Юриного удачного выступления мать сообщила, что он стал спокойнее, заметно
повеселел, ничего не крушит и не ломает. А еще через некоторое время он
настолько внутренне раскрепостился, что сумел преодолеть свой страх перед историчкой
и добиться ее безусловного расположения.
У детей психопатического склада агрессия, как правило,
иной природы. Что нужно иметь в виду, работая с такими детьми?
Нам кажется, что тут-то как раз стоит обращать особое
внимание на агрессию, фиксироваться на ней. Это нужно делать по нескольким
причинам. Прежде всего, чтобы одернуть, остановить, не дать еще больше
распалиться. Ведь если невротики обычно зажаты и их надо растормошить,
агрессия психопата происходит, наоборот, от излишней расторможенности. И ему
совершенно необходимы жесткие рамки, чтобы, насколько это возможно,
упорядочить царящий внутри хаос.
Далеко не все родители это понимают, и еще меньше таких,
которые способны на деле оказывать стойкое сопротивление разбушевавшемуся
ребенку. Большинство пасует и даже подводит под свою слабость теоретическую
базу: дескать, жесткий отпор вызывает чуть ли не стрессовое состояние. Во
всяком случае, только усиливает агрессию.
Что ж, поначалу психопатичный ребенок может на строгое
отношение к своему буйству «дать свечку»: забиться в истерике, броситься на
взрослого с кулаками, сокрушить все вокруг. Но если не дрогнуть, не сорваться
на ответную истерику или не поспешить «загладить свою вину», мгновенно
уступив ребенку и задабривая его ласками и подарками, — произойдет
неожиданное: «агрессор» испытает что-то вроде душевного просветления после
бурного переживания. Древнегреческий философ Аристотель назвал такое
просветление словом «катарсис».
Для тех же, кто не очень любит философию, может, окажется
более близким следующий пример. Помните, как себя ведут необъезженные
жеребцы? А что они вытворяют, когда их начинают объезжать? Горе тому
наезднику, который не устоит, а вернее, не усидит на лошади. Но зато если
удержаться до конца, в один прекрасный момент (а этот момент поистине
прекрасен!) бешеное четвероногое создание, как по мановению волшебной
палочки, входит в разум.
Только не подумайте, что мы приравниваем ребенка к жеребцу,
Это всего лишь метафора, есть и не метафорические примеры.
Очаровательный голубоглазый Вадик был классическим
психопатом и терроризировал всю семью: молодую маму, не очень молодого папу и
бабушку-пенсионерку. Мы решили поначалу смотреть на это как бы сквозь пальцы,
улыбались, пропускали мимо ушей его грубости, ограничиваясь время от времени
лишь мягкими замечаниями, на которые он, если и реагировал, то ненадолго. И
дома все оставалось по-прежнему.
Этот пятилетний малявка прямо-таки с оперным пафосом кричал,
что убьет себя, убьет всех! И так каждый день. Репетировать лечебные этюды он
категорически отказывался. Это было в самом начале нашей психотерапевтической
практики, и, честно говоря, мы растерялись. Более того, мы готовы были
отказаться от него, признав, что такой Вадик нам пока не по зубам. И
случившееся на пятом занятии (в конце которого мы собирались сообщить
родителям Вадика, что «медицина бессильна») было скорее спонтанной реакцией
отчаяния, чем продуманной педагогической мерой.
В какой-то момент Вадик ударил ногой робкого, безответного
мальчика. Выведенные из себя (неизвестно, чем больше — то ли агрессивностью
Вадика, то ли бездействием его родителей, то ли своей собственной
беспомощностью), мы выставили драчуна за дверь. Он, понятное дело, впал в
неистовство и, ве- . роятно, был уверен, что мы «одумаемся». Но мы не
одумались, а, не обращая внимания на его крики, угрозы и ругательства,
доносившиеся из коридора, продолжали вести занятие. И конечно, не
сомневались, что видим его в последний раз. Каково же было наше удивление,
когда после занятий Вадик ни в какую не хотел уходить!
Он стоял в углу (как будто сам себя наказал) и умоляюще
смотрел на нас своими огромными голубыми глазами. А как только мы уже не
строго, а ласково спросили:
— Ну как, ты больше не будешь безобразничать? — подбежал к
нам и бросился на шею.
На следующем занятии мы записали:
«Вадик впервые вошел в комнату с поднятой головой, уже не
так сутулясь. Глаза блестят. Впервые не отказывался выступать, показывал
этюды с удовольствием и был очень рад, когда его похвалили. Родители сказали,
что дома он впервые за все это время согласился репетировать и делал это по
нескольку раз ежедневно. На занятие принес солдатиков и в перерыве не
скандалил, не дрался, а предлагал ребятам в них поиграть».
Впоследствии мы взяли Вадика в спектакль, и этот малыш
выдерживал двухчасовые репетиции лучше, чем некоторые школьники-подростки!
Случайность стала закономерностью. Мы убедились в том, что
катарсическая разрядка целительна для психопатов. И теперь, когда к нам
попадают такие дети, не только не боимся бурной реакции на жесткий отпор, а
напротив — в какой-то мере провоцируем ее. Поэтому нам кажется, что с детьми
психопатического склада эффективнее работать в дошкольном возрасте, когда они
еще совсем (или почти совсем) не умеют сдерживаться. В школьном возрасте
ребенок волей-неволей приучается умерять свои капризы на людях. И хотя это
вроде бы положительный момент, однако агрессивная психопатическая энергия,
загнанная внутрь, исподволь дестабилизирует психику.
Как мы считаем, в работе с агрессивными детьми-психопатами
следует, с одной стороны, вызвать катарсическую разрядку, а с другой —
обеспечить сильное положительное подкрепление. Получив отпор, ребенок не
должен себя почувствовать отвергнутым бесповоротно и навсегда. Дав ему
понять, что «номер не пройдет», не менее важно, как только он прекратит свое
буйство, немедленно возвысить, элевировать его, «назначить» (в чем-то) самым
лучшим, самым главным.
Так, Вадику в момент примирения мы сказали, что он очень
похож на примерного мальчика Иванушку, сценки про которого регулярно
разыгрываются нами на лечебных занятиях. А в следующий раз сообщили о
сходстве Вадика с Иванушкой всей группе. Мальчик был настолько горд этим, что
постоянно хотел держать куклу Иванушку в руках и озвучивать его реплики. А
дома слова, что он перестает быть похож на Иванушку, стали самым действенным
педагогическим средством — намного более действенным, чем окрики, угрозы и
даже ремень.
С детьми-психопатами лучше начинать работать как можно
раньше еще и потому, что их хаотичная кипучая энергия, по нашим наблюдениям,
как бы затуманивает интеллект. Они часто толком не осознают себя, и с
возрастом это может привести к вторичной интеллектуальной задержке. Если же
упорядочить психическую энергию, высвобождаются силы для умственного
развития.
* * *
У агрессии бывает и еще более сложная природа —
шизофреническая. Такие дети в ответ на самое невинное, часто случайное
внешнее раздражение (предположим, кто-то толкнул, проходя мимо) дают совершенно
неадекватную реакцию: начинают кричать, ругаться, бросаются в драку. Но ведь
и психопат, казалось бы, делает то же самое. Есть ли какая-нибудь разница?
Разница здесь весьма существенная. Агрессия психопата ситуационна,
непродолжительна, она есть следствие эмоционального дисбаланса, эмоциональной
нестабильности. В то же время тут легко вызвать жалость, раскаяние, прилив
самых нежных чувств к тому, кто только что был объектом агрессии. В общем,
психопатическая агрессия, если можно так выразиться, леговесна, летуча. У
шизофреника все наоборот.
Его агрессия концептуальна: если такого ребенка случайно
задели локтем, он будет считать, что это сделано нарочно, чтобы оскорбить. А
кто может оскорбить? Недоброжелатель. Недоброжелатель — это противник,
противник — враг. Таким образом, агрессия не затухает, а разрастается. Порой
до вселенских масштабов. Часто дети-шизофреники жалуются, что кругом одни
враги. И свою агрессию рассматривают как вынужденное сопротивление
враждебности окружающей среды. Переубедить их крайне трудно, в ряде случаев —
невозможно. Они ригидны, т.е. негибки, непластичны. Кажется, что имеешь дело
не с человеком, а с незыблемой скалой.
Мы уже упомянули, что, работая с детьми-психопатами, стоит
фиксироваться на агрессии. Но при этом следует делать акцент на обучении
ребенка контролировать свои чувства, умерять бурные порывы.
Фиксироваться на агрессии шизофреника следует несколько
по-другому и с другой целью.
Во-первых, в отличие от воздействия на психопата фиксация
должна происходить не в сам момент агрессии, а с упреждением или, напротив,
постфактум. Такие дети любят анализировать, рассуждать, они резонеры. Что ж,
надо этим воспользоваться.
Во-вторых, ребенку-шизофренику нужно неустанно внушать,
что агрессивность — это недостаток, что проявлять его дурно. Вроде бы такая очевидная
вещь! Но что очевидно для обычньк людей, может быть вовсе не очевидно для
шизофреника. В нем живет глубинная неадекватность на уровне самых простых
человеческих отношений. И он вполне может считать, что не делает ничего
плохого, кидаясь на окружающих с криками и кулаками. Напротив, он может быть
уверен, что это благо, что он «воспитывает хулиганов» или уж, по меньшей
мере, отстаивает свое поруганное достоинство.
Главное же, ему нужно постараться внушить, что агрессия
невыгодна, нерациональна. Проявляя агрессию, человек действует себе в ущерб.
Но не стоит возлагать большие надежды на логику. Она у
шизофреника своеобразная и легко может завести собеседника в тупик.
Как нам кажется, одно из существенных достоинств нашего
метода — метода драматической психоэлевации — это возможность навязать (а
шизофренику надо именно навязывать) опосредованно, под предлогом работы над ролью,
правильную модель поведения.
— Вживайся в образ, — говорим мы. — Ты
же артист! Ну-ка покажи, как ты сдержался и
не дал сдачи, когда мальчик вчера толкнул те
бя на перемене!
— Да я не сдержался, я дал сдачи!
— А ты сыграй! Изобрази! Как будто ты
сдержался. И скажи, что ты в этот момент
чувствовал, как ты убедил себя сдержаться... Молодец!
Здорово! Посмотрите, ребята, какой талантливый актер... А как ты был потом
собой доволен, горд? Покажи!.. Замечательно! (Бурные аплодисменты...)
* * *
Всех мы описали, только про нормальных детей забыли. А
ведь и они временами проявляют агрессию. Как любой человек. И у детей, и у
взрослых это бывает реакцией на усталость, обиду, излишнее давление со
стороны окружающих, на внутренний (например, боль в животе) или внешний
(ссоры близких) дискомфорт. Но эта агрессия не закрепляется, не входит в
привычку, не становится патологической составляющей характера. (Хотя если
источник дискомфорта становится постоянным, это почти обязательно приведет к
вторичной невротизации. Не надо забывать, что неврозы называют пограничными
состояниями. Так вот: границу эту перейти недолго!).
Нельзя не учитывать и природных особенностей, в том числе
и половых. Мальчики, как правило, более агрессивны и конкурентны, чем
девочки. Да и среди мальчиков встречаются самые разные по степени
агрессивности (даже в пределах нормы). Зайдите в любую ясельную группу: один
сидит тихонько в углу и складывает пирамидку, а другой носится, как угорелый,
и бьет в барабан. Женщин (а детей, как известно, воспитывают в основном
женщины) нередко шокирует драчливость сыновей, их пристрастие к военным
игрушкам и играм. Напрасно! Детскую агрессивность не только можно, но и
полезно переводить в игровую стихию.
В 60-е гг. в Германии была развернута широкомасштабная
кампания по отказу от «милитаристского мышления». Для этого привлекались
специалисты, которые убеждали матерей не покупать детям пластмассовые
автоматы и солдатиков. В детских садах запрещали игры в войну... И что же?
Спустя несколько лет те же самые специалисты, недоуменно разводя руками,
констатировали резкое повышение агрессивности в подростковых группировках. Да
и в детских садах заметно увеличилось число бурных конфликтов — ссор и драк.
Вернули назад автоматы и солдатиков — кривая детской агрессивности поползла
вниз.
Итак, мальчикам полезны шумные игры, возня, драка
подушками и т.п. Только не вечером перед сном и желательно под наблюдением (а
еще лучше — при участии) взрослых.
Но самое главное, на наш взгляд, другое. Употребим в
который раз столь любимое нами слово: детскую агрессию важно элевиро-вать,
облагораживать, т.е. переводить на более высокий уровень. Очень мирным
драчливый ребенок все равно не станет, но при правильном воспитании он может
стать миротворцем — защищать слабых и давать отпор их обидчикам.
|