Австрия, Вена, XIX век. Эпидемия послеоперационной
горячки уносит в могилу иногда до 60% всех оперированных. Огромная смертность
чудовищным грузом лежит на совести хирургов и акушеров, которые после
вскрытия трупа беззаботно направляются оперировать больных, исследовать
рожениц, принимать роды. Вследствие этой безалаберности родильная лихорадка
становится постоянным спутником всех родильных заведений. Альфред Вельпо
(1795–1867), знаменитый французский хирург, с горечью констатировал: «Укол
иглой уже открывает дорогу смерти».
Одновременно было замечено, что операции, произведенные
на дому, заканчивались менее печально. Это обстоятельство позволило
послеоперационной горячке присвоить второе название – «больничная горячка».
Но и только. Никто толком не знал, как против нее бороться. Больницы
производили самое удручающее впечатление. В палатах, плохо проветриваемых и
убираемых, царили грязь и смрад. Больные лежали на койках, стоящих близко
друг к другу. Рядом с выздоравливающими лежали умирающие, только что
прооперированные – с теми, у кого гноились раны и была высокая температура.
В операционной было не чище, чем в палате. В центре
стоял стол из неотесанных досок. На стене висели хирургические инструменты. В
углу на табурете стоял таз с водой для хирурга, который мог после операции
вымыть окровавленные руки; до операции, по общему мнению, мыть их было
бессмысленно – ведь они еще чистые. Вместо ваты применяли корпию – клубки
ниток, вырванных из старого белья, чаще всего нестиранного. Жуткое зрелище
представлял и сам хирург, когда облачался в свой сюртук, запачканный кровью и
гноем больных. Об опыте и умении врача нередко судили по тому, насколько
грязен его сюртук…
Борьбу за чистоту в больницах одним из первых начал
акушер Земмельвейс. Он первым основал настоящую хирургическую клинику с
применением санитарно-гигиенических требований, которые в то время могли быть
использованы. О санитарии он вынужден был заботиться, так как столкнулся с
фактом высокой послеоперационной смертности, причины которой долгое время
оставались загадочными.
Игнац Филипп Земмельвейс родился 17 июля 1818 года в
венгерском городе Пеште в семье торговца. После окончания начальной школы и
гимназии в Буде (Офен), в 1837 году он поступил на юридический факультет
Венского университета. Родители хотели, чтобы сын подготовился к карьере
военного судьи. Но Игнац увлекся естественными науками и перешел на
медицинский факультет. В Вене он учился на 1-м курсе, в Пеште на 2-м и 3-м
курсах, затем снова вернулся в Вену и уже там завершил свое обучение.
Его учеба совпала с началом возрождения естественных
наук в Австрии. В Венском университете работали известные ученые-медики Рокитанский,
Шкода и Гебра, которые оказали большое влияние на формирование взглядов Игнаца.
По окончании учебы Земмельвейс пытался попасть в ассистенты к знаменитому
терапевту Йозефу Шкоде, одному из основателей «Новой Венской школы», но это
ему не удалось и тогда пришлось стать акушером.
Игнац Земмельвейс получил 1 июля 1844 года докторский
диплом, представив работу «De vita plantarum». В связи с тем, что Земмельвейс
уже дважды проделал практический курс акушерства в 1-й акушерской клинике, он
обратился к профессору Клейну, директору этой клиники, с просьбой о
предоставлении ему места ассистента. Его приняли ассистентом лишь 27 февраля
1846 года, и то, как оказалось, временно: предшественнику Игнаца доктору Брейту
20 октября этого же года продлили договор еще на два года. К счастью, 20
марта 1847 года Брейт получил профессорскую кафедру в Тюбингене, и место
ассистента было закреплено за Земмельвейсом.
Кроме 1-й акушерской клиники, предназначенной для
практических занятий врачей и студентов, в университете была и 2-я клиника,
руководимая Бартшем, в которой обучались акушерки. Доктору Земмельвейсу
бросился в глаза огромный разрыв в количестве заболевших и умерших рожениц в
этих двух отделениях. Он подсчитал, что в 1840-1845 годах смертность в 1-м
отделении была в три раза, а в 1846 году – даже в 5 раз больше, чем во 2-м
отделении. В 1-м отделении смертность достигала 31%. В течение одного года в
1-м отделении из 4010 разрешившихся от бремени умерло 459 (11,4%), в то время
как во 2-м отделении из 3754 рожениц погибло 105 (2,7%). Такое различие у
многих вызывало недоумение, но особенно был изумлен Земмельвейс. Говорили,
что причины громадной смертности в 1-м отделении кроются в общей
эпидемической обстановке в Вене, якобы роженицы поступают туда уже заболевшими.
Земмельвейс чувствовал, что объяснения не выдерживают критики, но какова на
самом деле причина, долго понять не мог. Доктор Земмельвейс подозревал, что
если это и эпидемия, то корень ее кроется в самой клинике.
Объяснения были самые курьезные. Одни убеждали доктора Земмельвейса,
что поскольку 1-е отделение пользовалось дурной славой, то роженицы поступали
туда, испытывая страх. Другие обвиняли в заболевании католического
священника, ходившего с колокольчиком, который расстраивал роженицам нервы.
Говорили об особом контингенте пациентов этой клиники, туда поступали
преимущественно бедные, заявляли о грубом исследовании рожениц студентами и
стыдливости женщин, которые рожают в присутствии мужчин…
По меньшей мере вздорными находил эти объяснения Земмельвейс.
Он искал и не оставлял надежду найти и устранить причину, уносящую так много
жизней ни в чем не повинных рожениц. Он подметил, что, чем больше времени
проводят беременные в больнице, тем больше шансов на заболевание, и не только
после родов, но и во время последних. Он намеревался доказать это на цифрах,
представив специальные таблицы. По предложению Шкоды была организована особая
комиссия, однако Клейн, заведующий кафедрой акушерства, настоял, чтобы ее
распустили.
В конце 1846 – начале 1847 года Земмельвейс отправился в
Дублин с научной целью, а затем поехал отдыхать в Венецию, отчасти чтобы
несколько рассеять свое тяжелое настроение от пережитых впечатлений в
клинике. В его отсутствие в Вене трагически погиб любимый профессор судебной
медицины Колетчка. При вскрытии трупа он случайно поранил палец, после чего у
него возник сепсис. Земмельвейс, так много думавший над причиной родильной
горячки, быстро сообразил, что смерть Колетчки произошла по той же причине,
по которой гибли роженицы. В кровь профессора попал трупный яд, который
остался на ланцете. Земмельвейс предположил, что так же погибали роженицы: им
вносилась инфекция в родовые пути. В Венской медицинской школе в те годы
господствовало так называемое анатомическое направление: акушеры увлекались
препарированием трупов. Земмельвейс также ежедневно работал в анатомическом
театре, а затем отправлялся в акушерскую клинику и исследовал беременных.
После смерти друга Земмельвейс написал: «Один бог знает
число тех, которые по моей вине оказались в гробу. Я так много занимался
трупами, как редко кто из акушеров… Я хочу разбудить совесть тех, кто еще не
понимает, откуда приходит смерть, и признать истину, которую узнал слишком
поздно…»
Доктор Земмельвейс решил экспериментально подкрепить
свои выводы. Вместе со своим другом доктором Lautner`om, ассистентом Карла Рокитанского,
он произвел девять опытов на кроликах, вводя им в кровь секрет из матки заболевших
рожениц, – кролики заболели.
Не откладывая, Земмельвейс предложил ввести в клинику
антисептику, метод обеззараживания рук медицинского персонала хлорной водой. Земмельвейс
называл убийцами тех акушеров, которые не признавали его метода дезинфекции
рук. Результаты этого нововведения дали очень скоро о себе знать. Если до
введения хлорированной воды, в апреле 1847 года, из 312 рожениц умерло 57
(18,26%), в мае, когда метод апробировался, процент смертности снизился до
12, в следующие 7 месяцев – до 3%, и, наконец, в 1848 году умерло всего 1,27%
(из 3556 чел. – 45 чел.).
Доктор Земмельвейс начал бороться за чистоту в
больницах, но, как известно, многие великие истины поначалу считались
кощунством. Коллеги откровенно смеялись над ним, когда он пытался перехитрить
«больничную смерть» кусочком хлорной извести. Среди его противников были
врачи с европейскими именами. Даже Вирхов выступил против Земмельвейса. В
1858 году, в докладе Берлинскому обществу акушеров, он высказал о родильной
горячке такие соображения, за которые его осмеяли даже венгерские акушерки, –
настолько высоко, в сравнении с Берлином, стояло тогда знание о родильной
горячке в Венгрии.
Игнацу Земмельвейсу в 1850 году с большим нежеланием
присвоили звание приват-доцента, при этом ограничив его права. Он мог лишь
вести демонстрационные занятия на муляже. Новшества Земмельвейса казались его
коллегам нелепым чудачеством, недостойным звания врача. И он поплатился за
них изгнанием из родных стен Венской клиники. Он не перенес такого унижения и
уехал в свой родной город Пешт, где вскоре занял место врача акушерского
отделения больницы Св. Рохуса. В 1855 году Земмельвейс стал профессором
акушерства в Пештском университете. Его угнетало отрицательное отношение
многих ученых к его открытию, страдала не только научная истина, страдало его
самолюбие.
Профессор Земмельвейс с 1858 по 1860 год опубликовал ряд
статей о родильной горячке и в конце концов выпустил классический труд «Die Aethiologie
der Begriff die Prophylaxis des Kindbettfiebers». Книга Земмельвейса сумела
убедить немногих, целый ряд выдающихся специалистов остались противниками
учения Земмельвейса. Некий молодой ассистент опубликовал работу о родильной
горячке, в которой исказил точку зрения Земмельвейса. Это сочинение получило
награду Вюрцбургского медицинского факультета.
В 1861-1862 годах Земмельвейс написал пять писем: четыре
– знаменитым врачам и общее всем акушерам. В последнем письме автор угрожает,
что обратится ко всему обществу с предупреждением об опасности, которая
грозит каждой беременной от акушеров и акушерок, не моющих свои руки перед
исследованием.
Попытка одиночки противостоять неизбежному поставила
доктора Земмельвейса на грань между жизнью и смертью. Непонятый, отвергнутый
и осмеянный своими коллегами, он заболел душевной болезнью. Две недели провел
великий врач-новатор заживо погребенным в доме для умалишенных в Деблинге.
Незадолго перед тем, как попасть в сумасшедший дом, во время одной из
последних своих операций, которую Земмельвейс провел новорожденному, он
порезал палец правой руки. После панариция у него развился абсцесс грудных
мышц, прорвавшийся в плевральную область.
«Больничная смерть», причину которой Земмельвейс видел в
заражении крови, не пощадила и его.. 13 августа 1865 года смерть одолела его.
При вскрытии у него обнаружили водянку головного мозга. 47 лет – вот какой
срок оказался отпущен ему небесами.
В 1891 году тело Игнаца Земмельвейса перевезли в
Будапешт. На пожертвования врачей всего мира 20 сентября 1906 года ему
поставили памятник, на котором написали «Спаситель матерей».
Еще до 1860 года некоторые ученые задумывались над тем,
не вызываются ли инфекционные заболевания микроскопическими существами,
однако не смогли дать никаких экспериментальных подтверждений этой гипотезе.
Между 1863 и 1873 годами Казимир Довэн (1812-1882) – французский врач,
открывший бациллу сибирской язвы, доказал, что одна из инфекционных болезней,
а именно сибирская язва, связана с наличием в крови палочек, которые он назвал
«бактеридиями». Немец Поллендер сделал аналогичные наблюдения.
В период 1876-1880 годов Пастер во Франции Кох в
Германии открыли для научных исследований новую обширную область –
инфекционные болезни. Разгадка роли микроорганизмов в природе выпала на долю
Пастера, сына отставного солдата, владевшего кожевенным заводом. Луи Пастер в
течение всей своей сверхъестественно плодотворной жизни (в 1869 году он был
разбит апоплексическим ударом, парализована половина тела, последствия этого
недуга он ощущал до самой смерти в 1895 г.) доказывал, что возбудителями
многих, до тех пор необъяснимых инфекций были микроорганизмы, присутствие
которых можно обнаружить при помощи микроскопа в крови и тканях больного.
Примерно в 1877 году Седильо ввел слово «микроб». Мало-помалу ученые
составили каталог основных микробов: стафилококки, стрептококки, бациллы
брюшного тифа, туберкулеза и т.д.
Луи Пастера заслуженно называют основателем
микробиологии. Он сумел найти эффективное оружие против микроорганизмов –
высокую температуру. Однако даже он, чье открытие было революционным,
столкнулся с противодействием и получил признание только в 59-летнем
возрасте. В 1881 году его избрали в Академию наук на место Э. Литре, причем
из 60 возможных голосов за него было подано только 36 и избрание произошло не
за открытие роли микроорганизмов в возбуждении болезни, а за работы по
кристаллографии, осуществленные им еще в молодости.
Судьба полузабытого исследователя А. Бешама (1816-1908)
чрезвычайно своеобразна. Он является прямым предшественником и сторонником
Пастера в установлении диссиметрии, одного из основных проявлений живых
организмов. Но все попытки Бешама обратить внимание на значение своих работ и
его критика Пастера не находили отзвука. Дожив почти до ста лет, он пережил
Пастера (старше которого был на шесть лет) на тридцать лет и перед смертью
опубликовал воспоминания о работах Пастера.
А. Бешам является предшественником ученых, установивших
понятие вирусов – мельчайших микроорганизмов, размножающихся в живых клетках
и вызывающих инфекционные заболевания у человека, животных, растений. Он
считал, что эти мельчайшие живые тела проникают во все организмы и играют в
них большую роль. Так же, как клетка, в которой они находятся, они существуют
неопределенно долгое время и уничтожаются только от внешних причин. Он
называл их микроорганизмами и дал их химический анализ. Интерес его работы
заключается в том, что он обратил внимание на биосферу и попытался доказать,
что они широко распространены в почве, в осадочных и органогенных породах, в
морской воде. Еще в год смерти Бешама началась попытка его реабилитации под
влиянием американского врача Леверсона.
|